Под арктической луной: необыкновенные путешествия Марка Эванса
Он провёл год на Шпицбергене в арктической палатке, исследовал Гренландию лишь с лыжами и парашютом и находил утраченные реликвии исторических экспедиций. Сегодня Марк Эванс — приглашённый лектор на борту Swan Hellenic, который вдохновляет путешественников своей глубокой страстью к ледяной дикой природе, приглашая нас понять, восхититься и сохранить одну из последних великих границ Земли.
700 дней в Арктике: в шалаше на Шпицбергене, с парашютом в Гренландии
— Марк, как начались ваши путешествия в Арктику?
— Мне было двадцать лет, когда я впервые сюда попал. С тех пор я провёл много времени в Арктике, особенно в экспедициях на Шпицберген. Большинство из них — вместе с молодыми людьми — блестящими умами, стремившимися собирать научные данные об экологических и биологических явлениях. В общей сложности я провёл в Арктике около 700 дней, из них 365 жил в шалаше на Шпицбергене — полностью погружённый в арктическую природу. Живя так, начинаешь тонко чувствовать ландшафт и удивительную жизнь этих мест.
— Расскажите о том, как вы пересекли Гренландию с помощью парашюта — как это вообще возможно?
— (Смеётся.) Звучит необычно, правда? Около 20 лет назад мы вдвоём с товарищем пересекли Гренландию с востока на запад на лыжах, таща за собой санки. Парашют был пристёгнут к поясной системе — работал как парус, скользящий по земле. Всё было потрясающе… ну, кроме того, что человек, у которого я его купил, уверял, будто в Гренландии ветер всегда дует с востока на запад. Конечно, это оказалось не так! За все 26 дней нужный ветер был только дважды. Но за эти два дня мы прошли более 120 миль, просто держась за парашюты. Это было невероятно.
— Мне было двадцать лет, когда я впервые сюда попал. С тех пор я провёл много времени в Арктике, особенно в экспедициях на Шпицберген. Большинство из них — вместе с молодыми людьми — блестящими умами, стремившимися собирать научные данные об экологических и биологических явлениях. В общей сложности я провёл в Арктике около 700 дней, из них 365 жил в шалаше на Шпицбергене — полностью погружённый в арктическую природу. Живя так, начинаешь тонко чувствовать ландшафт и удивительную жизнь этих мест.
— Расскажите о том, как вы пересекли Гренландию с помощью парашюта — как это вообще возможно?
— (Смеётся.) Звучит необычно, правда? Около 20 лет назад мы вдвоём с товарищем пересекли Гренландию с востока на запад на лыжах, таща за собой санки. Парашют был пристёгнут к поясной системе — работал как парус, скользящий по земле. Всё было потрясающе… ну, кроме того, что человек, у которого я его купил, уверял, будто в Гренландии ветер всегда дует с востока на запад. Конечно, это оказалось не так! За все 26 дней нужный ветер был только дважды. Но за эти два дня мы прошли более 120 миль, просто держась за парашюты. Это было невероятно.
Погребённые в камне, законсервированные во времени
— Вы также водили экспедиции по легендарному Северо-Западному проходу. Что запомнилось больше всего?
— Однажды мы шли по следам Уильяма Эдварда Парри, британского исследователя, который в 1820 году почти прошёл Северо-Западный проход. Но в итоге его судно оказалось зажато льдами, когда приблизилась зима. В те времена исследователи складывали каменные пирамиды — огромные кэрны — и оставляли внутри металлические капсулы с посланиями, чтобы те, кто пойдёт за ними, узнали об их судьбе.
На одном необитаемом острове, пройдя несколько дней по маршруту из дневников Парри, мы нашли один из таких кэрнов. Внутри оказалась металлическая капсула, у меня дрожали руки, когда я её доставал. Оказалось, что мы были не первыми — канадский исследователь нашёл её десятилетия назад, но великодушно оставил копию оригинального послания. Мы стали лишь вторыми людьми, кто открыл её более чем за столетие. Этот момент был по-настоящему захватывающим.
— Однажды мы шли по следам Уильяма Эдварда Парри, британского исследователя, который в 1820 году почти прошёл Северо-Западный проход. Но в итоге его судно оказалось зажато льдами, когда приблизилась зима. В те времена исследователи складывали каменные пирамиды — огромные кэрны — и оставляли внутри металлические капсулы с посланиями, чтобы те, кто пойдёт за ними, узнали об их судьбе.
На одном необитаемом острове, пройдя несколько дней по маршруту из дневников Парри, мы нашли один из таких кэрнов. Внутри оказалась металлическая капсула, у меня дрожали руки, когда я её доставал. Оказалось, что мы были не первыми — канадский исследователь нашёл её десятилетия назад, но великодушно оставил копию оригинального послания. Мы стали лишь вторыми людьми, кто открыл её более чем за столетие. Этот момент был по-настоящему захватывающим.
Тьма, тишина и свет: тайные истины Арктики
— Вы провели так много времени в Арктике. Можете поделиться малоизвестными фактами об этом регионе?
— Конечно. Одна из распространённых иллюзий связана с полной тьмой арктической зимы. Многие думают, что это угнетающе и связано с сезонной депрессией. Но для меня эта тьма была невероятной, придающей ландшафту особое измерение. В течение трёх месяцев полной темноты луна не заходит — она ярко освещает снег, создавая удивительное, почти потустороннее сияние. Глаза быстро привыкают, и передвигаться легко даже ночью. А над головой — северное сияние, потрясающее природное зрелище. Компания Swan Hellenic специально выбирает сентябрь для путешествий в Гренландию и Северо-Западный проход именно затем, чтобы показать путешественникам это невероятное природное явление.
Ещё один факт, который многие не осознают: Арктика — особенно Шпицберген — по сути является пустыней. Пустыня определяется как место, где выпадает менее 250 миллиметров осадков в год. И это в равной степени относится и к Шпицбергену, и к Саудовской Аравии. Наверное, сегодня даже к Кипру — в связи с глобальным потеплением. Во время годовой экспедиции на Шпицбергене этот факт застал нас врасплох. К сентябрю снег исчез, и свежей воды не осталось. Нам приходилось отправлять группы к ледникам за несколько километров, чтобы откалывать лёд и нести его в рюкзаках, чтобы потом растопить и заварить чай. Эта борьба ярко показала мне «пустынную» реальность Арктики.
И наконец, арктическое лето удивительно короткое. Большинство животных мигрирует на юг, оставляя регион почти безжизненным на многие месяцы. Утёсы, которые кипят жизнью и тысячами птиц, становятся зловеще тихими до середины мая, когда жизнь возвращается взрывом — но всего лишь до середины августа. Это мимолётный, но поразительный цикл.
— Конечно. Одна из распространённых иллюзий связана с полной тьмой арктической зимы. Многие думают, что это угнетающе и связано с сезонной депрессией. Но для меня эта тьма была невероятной, придающей ландшафту особое измерение. В течение трёх месяцев полной темноты луна не заходит — она ярко освещает снег, создавая удивительное, почти потустороннее сияние. Глаза быстро привыкают, и передвигаться легко даже ночью. А над головой — северное сияние, потрясающее природное зрелище. Компания Swan Hellenic специально выбирает сентябрь для путешествий в Гренландию и Северо-Западный проход именно затем, чтобы показать путешественникам это невероятное природное явление.
Ещё один факт, который многие не осознают: Арктика — особенно Шпицберген — по сути является пустыней. Пустыня определяется как место, где выпадает менее 250 миллиметров осадков в год. И это в равной степени относится и к Шпицбергену, и к Саудовской Аравии. Наверное, сегодня даже к Кипру — в связи с глобальным потеплением. Во время годовой экспедиции на Шпицбергене этот факт застал нас врасплох. К сентябрю снег исчез, и свежей воды не осталось. Нам приходилось отправлять группы к ледникам за несколько километров, чтобы откалывать лёд и нести его в рюкзаках, чтобы потом растопить и заварить чай. Эта борьба ярко показала мне «пустынную» реальность Арктики.
И наконец, арктическое лето удивительно короткое. Большинство животных мигрирует на юг, оставляя регион почти безжизненным на многие месяцы. Утёсы, которые кипят жизнью и тысячами птиц, становятся зловеще тихими до середины мая, когда жизнь возвращается взрывом — но всего лишь до середины августа. Это мимолётный, но поразительный цикл.
«Арктику не покоряют. В ней делают только то, что она сама позволяет»
— Как удаётся выживать в таких экстремальных условиях, особенно во время годовой экспедиции?
— Всё решает подготовка. Честно говоря, если хорошо спланировать, выживание в Арктике не так уж сложно. Если приехать летом, то организм постепенно привыкает: сначала температура около четырёх–пяти градусов выше нуля, вполне комфортная. К зиме, когда в марте температура падает уже до минус 37,5 °C, ты оказываешься полностью акклиматизированным. Правильное снаряжение и тщательное планирование делают это вполне выполнимым.
Вас удивит, может быть, но я искренне считаю: прожить год в Арктике безопаснее, чем переходить оживлённые улицы в Лондоне или Никосии!
— Всё решает подготовка. Честно говоря, если хорошо спланировать, выживание в Арктике не так уж сложно. Если приехать летом, то организм постепенно привыкает: сначала температура около четырёх–пяти градусов выше нуля, вполне комфортная. К зиме, когда в марте температура падает уже до минус 37,5 °C, ты оказываешься полностью акклиматизированным. Правильное снаряжение и тщательное планирование делают это вполне выполнимым.
Вас удивит, может быть, но я искренне считаю: прожить год в Арктике безопаснее, чем переходить оживлённые улицы в Лондоне или Никосии!
— И чем вы занимались целый год, все 365 дней?
— Мы занимались научными исследованиями. Учёные здесь есть, но Шпицберген огромен. И работает всего два–три специалиста на весь регион. Между тем, учёные в других странах остро нуждаются в данных: им нужны люди, которые будут фиксировать температуры, отмечать поведение животных, собирать информацию, помогающую понять, что здесь происходит.
Так что мы помогали. Мы были их дополнительными глазами и ушами.
Например, на Шпицбергене есть всего одна поющая птица — пуночка, маленькая чёрно-белая. Она прилетает в мае, и как только садится на скалы, тишина Арктики вдруг прорывается пением. Красота. Поют только самцы — чтобы обозначить территорию и впечатлить самок, когда те прилетят. Мы записывали их пение, считали, сколько разных песен слышим на квадратный километр, а потом анализировали, не поют ли птицы у побережья громче из-за шума моря, чем в горах, где тише. Удивительные наблюдения.
Мы следили и за тюленями на льду — в марте и апреле их можно было увидеть по 300–400 особей сразу. Мы пытались выяснить, ложатся ли они в определённом положении относительно солнца. Меняют ли ориентацию, когда солнце перемещается по небу? Оказалось — нет. Но раньше этого никто не знал.
А ещё есть белошейная казарка — тоже чёрно-белая. Она вьёт гнёзда на отвесных скалах, в сотнях метров над землёй, чтобы лисицы не добрались. Но её птенцы не умеют летать. Так как же они спускаются к морю, где безопасно? Мы не знали. Поэтому тратили тысячи часов на наблюдения. Сначала нужно было найти гнездо, установить телескоп, построить укрытие, в котором можно часами лежать, делая записи каждые 15 минут.
Когда птенцы вылуплялись, мы ждали. Они держатся на крошечном уступе около недели. А потом вдруг… прыгают. Скатываются со скалы — бух, бух, бух — отскакивая от камней. Внизу их уже ждёт лисица на завтрак. Это тяжело наблюдать. Выживаемость очень низкая: из шести яиц до взрослого возраста доживают только два птенца. Остальные становятся добычей лис, чаек или застревают между камнями.
Это больно видеть — но и потрясающе. Ведь никто прежде не знал, как всё происходит! Ты собираешь новые данные, помогаешь восполнить пробелы в наших знаниях об арктической природе.
— Мы занимались научными исследованиями. Учёные здесь есть, но Шпицберген огромен. И работает всего два–три специалиста на весь регион. Между тем, учёные в других странах остро нуждаются в данных: им нужны люди, которые будут фиксировать температуры, отмечать поведение животных, собирать информацию, помогающую понять, что здесь происходит.
Так что мы помогали. Мы были их дополнительными глазами и ушами.
Например, на Шпицбергене есть всего одна поющая птица — пуночка, маленькая чёрно-белая. Она прилетает в мае, и как только садится на скалы, тишина Арктики вдруг прорывается пением. Красота. Поют только самцы — чтобы обозначить территорию и впечатлить самок, когда те прилетят. Мы записывали их пение, считали, сколько разных песен слышим на квадратный километр, а потом анализировали, не поют ли птицы у побережья громче из-за шума моря, чем в горах, где тише. Удивительные наблюдения.
Мы следили и за тюленями на льду — в марте и апреле их можно было увидеть по 300–400 особей сразу. Мы пытались выяснить, ложатся ли они в определённом положении относительно солнца. Меняют ли ориентацию, когда солнце перемещается по небу? Оказалось — нет. Но раньше этого никто не знал.
А ещё есть белошейная казарка — тоже чёрно-белая. Она вьёт гнёзда на отвесных скалах, в сотнях метров над землёй, чтобы лисицы не добрались. Но её птенцы не умеют летать. Так как же они спускаются к морю, где безопасно? Мы не знали. Поэтому тратили тысячи часов на наблюдения. Сначала нужно было найти гнездо, установить телескоп, построить укрытие, в котором можно часами лежать, делая записи каждые 15 минут.
Когда птенцы вылуплялись, мы ждали. Они держатся на крошечном уступе около недели. А потом вдруг… прыгают. Скатываются со скалы — бух, бух, бух — отскакивая от камней. Внизу их уже ждёт лисица на завтрак. Это тяжело наблюдать. Выживаемость очень низкая: из шести яиц до взрослого возраста доживают только два птенца. Остальные становятся добычей лис, чаек или застревают между камнями.
Это больно видеть — но и потрясающе. Ведь никто прежде не знал, как всё происходит! Ты собираешь новые данные, помогаешь восполнить пробелы в наших знаниях об арктической природе.
— Значит, всё было заранее запланировано? Основывалось на потребностях науки?
— Да, отчасти на том, что нужно было учёным, а отчасти — на том, что позволяла сама Арктика.
Вы не «покоряете» Арктику. Я знаю, газеты любят это слово — «покорение Эвереста» или «покорение Арктики». Но это не так работает. Вы делаете лишь то, что позволяет Арктика. Если начинается ураган — вы только молитесь, чтобы вашу палатку не унесло ветром. Но когда погода хорошая, вы используете каждую минуту, чтобы исследовать территорию.
И здесь так много ценнейших данных для науки — о климатических изменениях, экологии, поведении животных. Поэтому наличие в Арктике «дополнительных глаз» внимательного наблюдателя играет огромную роль для научного сообщества.
— Да, отчасти на том, что нужно было учёным, а отчасти — на том, что позволяла сама Арктика.
Вы не «покоряете» Арктику. Я знаю, газеты любят это слово — «покорение Эвереста» или «покорение Арктики». Но это не так работает. Вы делаете лишь то, что позволяет Арктика. Если начинается ураган — вы только молитесь, чтобы вашу палатку не унесло ветром. Но когда погода хорошая, вы используете каждую минуту, чтобы исследовать территорию.
И здесь так много ценнейших данных для науки — о климатических изменениях, экологии, поведении животных. Поэтому наличие в Арктике «дополнительных глаз» внимательного наблюдателя играет огромную роль для научного сообщества.
Не просто круиз, а миссия по защите Арктики
Почему вы выбрали Swan Hellenic? Чем эти круизы отличаются от других?
— Для меня экспедиционный круиз — это путешествие с целью. Swan Hellenic — это не про то, чтобы отдохнуть и поесть изысканных блюд (хотя еда и гостеприимство здесь действительно великолепны). Люди приезжают сюда с настоящим любопытством, с желанием понять новое. Они возвращаются домой посланниками Арктики, вдохновлёнными защитить эту хрупкую, стремительно меняющуюся среду.
Если хотя бы часть гостей начнёт действовать — жертвовать на сохранение природы, рассказывать другим — значит, моя работа имеет смысл. Swan Hellenic удивительным образом соединяет комфорт, интеллектуальное погружение и экологическую миссию. Быть частью этого — для меня источник вдохновения.
Какова ваша главная надежда во время арктических экспедиций?
— Вдохновить на понимание и действие. Нельзя заботиться о том, чего ты не знаешь. Но как только человек увидит Арктику — её красоту, суровость, хрупкую экосистему — он не может не почувствовать ответственность. Моё главное счастье — видеть, как гости уезжают не только восхищёнными, но и полными решимости защищать это удивительное место. Именно в этом заключается подлинный смысл экспедиционного путешествия.
— Для меня экспедиционный круиз — это путешествие с целью. Swan Hellenic — это не про то, чтобы отдохнуть и поесть изысканных блюд (хотя еда и гостеприимство здесь действительно великолепны). Люди приезжают сюда с настоящим любопытством, с желанием понять новое. Они возвращаются домой посланниками Арктики, вдохновлёнными защитить эту хрупкую, стремительно меняющуюся среду.
Если хотя бы часть гостей начнёт действовать — жертвовать на сохранение природы, рассказывать другим — значит, моя работа имеет смысл. Swan Hellenic удивительным образом соединяет комфорт, интеллектуальное погружение и экологическую миссию. Быть частью этого — для меня источник вдохновения.
Какова ваша главная надежда во время арктических экспедиций?
— Вдохновить на понимание и действие. Нельзя заботиться о том, чего ты не знаешь. Но как только человек увидит Арктику — её красоту, суровость, хрупкую экосистему — он не может не почувствовать ответственность. Моё главное счастье — видеть, как гости уезжают не только восхищёнными, но и полными решимости защищать это удивительное место. Именно в этом заключается подлинный смысл экспедиционного путешествия.
